Рапорт Л.Е. Влодзимирского 27 марта 1953 г.

Рапорт начальника Следственной части по особо важным делам МВД СССР Л.Е. Влодзимирского министру внутренних дел СССР Л.П. Берии о дополнениях С.Д. Игнатьева к его объяснительной записке о «деле врачей». 27 марта 1953 г.

27 марта 1953 г.

Товарищу Берия Л.П.

Рапорт

Докладываю, что по Вашему поручению сегодня 27 марта в 15 часов дня я явился в Кремлевскую больницу к товарищу Игнатьеву С.Д. для получения от него адресованного Вам документа.

Считаю необходимым доложить Вам, что, вручая этот документ, товарищ Игнатьев сообщил мне следующее.

Он не верил в дело по обвинению Егорова, Вовси и других в террористической деятельности против руководителей Партии и Правительства. Хотя в МГБ и имелись данные об антисоветских разговорах Когана и некоторых других, но не было никаких доказательств того, что эти врачи применяли вредительские методы лечения с целью умерщвления руководящих партийных и советских работников.

Все мы знали, сказал товарищ Игнатьев, например, о тяжелом болезненном состоянии товарища Щербакова А.С., и, по моему мнению, не было никаких оснований приписывать смерть Щербакова к злому умыслу лечивших его врачей.

Дело на врачей возникло по инициативе Рюмина, который подал летом 1951 г. заявление в ЦК КПСС о якобы полученных им показаниях арестованного Этингера. Надо сказать, продолжал т. Игнатьев, что это заявление Рюмин подал после того, как однажды, возвращаясь из Лефортовской тюрьмы, забыл в автобусе свой портфель с совершенно секретными документами, и этот вопрос был предметом обсуждения руководством министерства и партийной организацией.

Товарищ Сталин* придал большое значение заявлению Рюмина, и на основании этого заявления начались аресты врачей. К тому же Рюминым были проведены врачебные экспертизы, подтвердившие правильность его заявлений.

Товарищ Сталин говорил мне, что арестованные врачи действовали по заданиям американцев, перед которыми они преклонялись, и требовал, чтобы мы добились от них признаний в террористической деятельности.

Положение усугублялось тем, что Рюмин поддерживал непосредственную связь с товарищем Сталиным и информировал его по ряду вопросов через мою голову. Причем иногда эта информация была совершенно противоположной тому, что сообщал по этим же вопросам я. Однако товарищ Сталин верил Рюмину.

Далее товарищ Игнатьев рассказал о роли Рюмина в произведенных осенью 1951 г. арестах ряда ответственных работников МГБ: Питовранова, Райхмана, Эйтингона и др. Осенью 1951 г. я и товарищ Стаханов были вызваны к товарищу Сталину, находившемуся на юге. В разговоре со мной товарищ Сталин спросил, как работают Питовранов, Шубняков и, кажется, назвал еще кого-то, сейчас не помню. Я ответил, что после ареста группы Абакумова наблюдалась некоторая растерянность, но теперь чекисты подтянулись, работают лучше, а что касается Питовранова и Шубнякова, то я считаю их честными людьми, работающими не за страх, а за совесть. На это товарищ Сталин мне ответил: «Слепой Вы человек, ничего не видите, что вокруг Вас делается. Нате читайте».

С этими словами товарищ Сталин вынул из кармана письмо и бросил его на стол. Это было письмо Рюмина, в котором он писал товарищу Сталину о том, что ряд ответственных работников МГБ являются близкими людьми и подхалимами Абакумова и работают нечестно. Я сейчас не помню всех, о ком писал в этом письме Рюмин, но в нем речь шла о Питовранове, Райхмане, Эйтингоне, Шубнякове, Селивановском и др. Рюмин шельмовал каждого из них в самых резких выражениях без каких-либо конкретных фактов.

Я возразил товарищу Сталину, сказав, что, очевидно, Рюмин по меньшей мере сильно преувеличивает, так как он работал старшим следователем следчасти, близко с названными им ответственными работниками МГБ ни по работе, ни в личной жизни не соприкасался и вряд ли имеет основания к тому, что он на них написал. Но товарищ Сталин заявил мне, что Рюмин честный человек, принес большую пользу разоблачением врачей-террористов и группы Абакумова и, пожалуй, как коммунист стоит более высоко, нежели я. Затем товарищ Сталин спросил, почему я не назначаю Рюмина начальником следчасти. Я ответил, что начальником следчасти уже утвержден решением Политбюро секретарь обкома товарищ Кидин. На это я получил следующий ответ: «Я такого человека не знаю. Назначьте начальником следчасти Рюмина».

Затем товарищ Игнатьев сказал, что, зная об ограниченном кругозоре и личных качествах Рюмина, на основе ряда фактов он убедился также в его карьеристских устремлениях.

Так, например, в одном из разговоров с Игнатьевым Рюмин сказал, что, как он считает, начальником следчасти по особо важным делам должен быть заместитель министра, как это было, по его словам, ранее, когда товарищ Кобулов руководил следствием, являясь одновременно заместителем министра.

Об этом разговоре, сказал товарищ Игнатьев, он сообщил товарищу Сталину, чтоб объективно показать настоящее лицо Рюмина. Однако товарищ Сталин сказал: «Это чепуха, и Рюмина нужно назначить заместителем министра», что и было сделано.

По возвращении с юга товарищ Игнатьев получил указание от товарища Сталина арестовать Питовранова, Шубнякова и ряд других чекистов. Причем до этого он имел разговор с Рюминым, который ему сообщил, что с ним недавно лично разговаривал товарищ Сталин и что он, Рюмин, подтвердил все то, что он писал товарищу Сталину в письме, с которым я был ознакомлен на юге.

Примерно в это же время товарищ Сталин дал указание товарищу Игнатьеву убрать из МГБ СССР всех евреев. На замечание товарища Игнатьева, что многие из них занимают ответственное положение и, как, например, Эйтингон, лично известны товарищу Сталину в связи с выполнявшимися ими ответственными заданиями, товарищ Сталин сказал: «Я и не говорю Вам, чтобы Вы их выгоняли на улицу. Посадите и пусть сидят. У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму».

В заключение товарищ Игнатьев сказал, что известную ясность в дело о ходе следствия по врачам и сотрудникам МГБ могут внести товарищи Гоглидзе и Рясной, так как сам он почти три месяца болел и может оказаться не в курсе всех дел.

Я выслушал приведенное сообщение, не прерывая товарища Игнатьева, и в конце спросил, не написал ли товарищ Игнатьев обо всем этом в документе, который он мне передал. Товарищ Игнатьев ответил, что он об этом мне рассказывает только для ориентировки, но все это, дескать, известно товарищу Л.П. Берия.

Начальник Следчасти по особо важным делам МВД СССР, генерал-лейтенант Влодзимирский

ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 2 Д. 31 Л. 455–458.

*Здесь и далее курсивом с подчеркиванием выделено то, что в текст документа вписано от руки в заранее отведенные места.


Текст рапорта был впервые опубликован российским историком Н.В. Петровым в 92-м выпуске «Новой Газеты» от 22 августа 2011-го года под заголовком «Заветы Сталина: «Бить, бить, смертным боем бить!», а также в его книге «Палачи. Они выполняли заказы Сталина».
Подлинность

Подлинность документа вызывает споры среди любителей истории. Хотя в статье Никита Петров дает точную ссылку на место хранения документа «ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 2 Д. 31 Л. 455–458. Подлинник.» (Архивный шифр Центральный архив ФСБ. Фонд 5- особой секретности. Опись 2. Дело 31. Листы 455-458.) документ засекречен и известен лишь по свидетельству Петрова. Тем не менее, нет серьезных оснований не доверять свидетельству Н. Петрова. К тому же, ранее Петров уже публиковал рассекреченный по его запросу документ ЦА ФСБ. Ф. 4-ос. Оп. 3. Д. 24. Л. 179–181.

На тот же документ ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 2 Д. 31 ссылается и Сергей Хрущев в книге о отце «Никита Хрущев. Реформатор» (раздел: используемые документы), что можно считать косвенным подтверждением его существования.

Историк Никита Васильевич Петров



Никита Васильевич Петров (род. 1957 года, Киев) — российский историк, заместитель председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра общества «Мемориал». Выступает за признание «советского режима преступным».

Основная критика в адрес Никиты Петрова вызвана его оговоркой в эфире «Эхо Москвы». В 2010 году, давая интервью на радиостанции «Эхо Москвы», Н. В. Петров сказал, что в 1937—1938 годах в СССР было арестовано «свыше полутора тысяч миллионов человек», однако при этом уточнив «с июля 1937 года по ноябрь 1938-го» «по 100 тысяч человек в месяц примерно». И затем, на вопрос ведущей: «1,5 миллиона или 1,5 тысячи миллионов?», Петров ответил что, конечно, имел в виду 1,5 миллиона человек.

Оговорка вызвала резонанс и часто используется как пример антисоветской пропаганды. Сам Н.В. Петров в 2015 году дал комментарий по этому поводу на сайте Топфотоп:
«Конечно, забавно наблюдать некоторый нездоровый ажиотаж вокруг передачи 5-летней давности. Наверное, когда так горячо обсуждают и смакуют оговорку в эфире — это и есть общественное признание»
.